Мем там зародился, близзодаун.

https://knowyourmeme.com/memes/you-get-used-to-it
Goblin Slayer в тэги.
Крайняя эльфийка снизу явно стажерка, судя по выбранной дистанции и лицу, не уступающему по уровню напрядения и серьёзности морде срущего кота.
>ставте теги этой ебучей помойки от обоссаных близов сука!!!11111
>2 по свежести пост про Лироя Дженкинса
Я смотрю кого-то занерфили.
Почти весь постсовок за пределами крупных городов выглядит одинаково. А в некоторых случаях проклятая земля и в крупные города проникает.
Засохшая сперма сильно воняет. Ты этого не чувствуешь, как и запах собственного пота, а вот окружающие вполне себе. Так что вытирать о постельное/нижнее бельё - такая себе идея.
Перед тем как убили Артаса, Фростморн был расколот и все заключенные души вырвались на свободу. Соответственно умирающий Артас это скорее Лич Кинг+ Артас заключенный в клинке. Ну и "Всё позади?" это скорее к русской локализации, в оригинале он скорее не веря спрашивает: "Father, is it over?" т.е. "Отец, неужели это конец?", что можно трактовать по-разному, и как сожаление о гибели, и как избавление, и как облегчение от сброшенной ноши в виде необходимости сдерживать Плеть, что теперь за него делает Болвар.
В книге "Артас" прямым текстом говорится что после слияния в разуме Лич Кинга было три сущности: Артас, дух Нерзула и останки человечности Артаса, своеобразный осколок его личности, сожалевший о содеянном и выглядевший как Артас-ребёнок. Последние двое в течении пары лет спорили и пытались убедить Артаса встать на их сторону либо вернувшись к свету, либо окончательно слившись с Нерзулом и отдав ему контроль над телом.

Сам Артас в это время слушает их в половину уха, вспоминая всю свою жизнь, начиная с самого детства, и пытается понять какой путь он сам хочет выбрать, а закончив, попросту выпиливает обоих. Именно после этого он просыпается, что повлекает за собой события WotLK. В общем, Лич Кинг WotLK это именно что Артас, просто лишившийся последних ограничений и поглотивший своего предшественника-Нерзула.


"Мальчик слегка улыбнулся, и болезнь немного отступила, когда Артас с трудом выговорил слова.

– Ты… это я. Вы оба… часть меня. Но ты… – его голос был мягким, в нем слышалось удивление и неверие. – Ты – маленький огонек, который все еще горит внутри меня, который сопротивляется льду. Ты – последние остатки человечности, сострадания, моей способности любить, горевать… заботиться. Ты – моя любовь к Джайне, любовь к моему отцу… ко всему, что делала меня таким, каким я когда-то был. Почему-то Ледяная Скорбь не забрала ее всю. Я пытался отвернуться от тебя… и не смог. Я… не могу.

Глаза мальчика, цвета морской волны, прояснились, и он одарил его дрожащей улыбкой. Цвет его кожи стал здоровей, и на глазах Артаса несколько гнойников на его коже исчезли.

– Теперь ты понимаешь. Вопреки всему, Артас, ты не отказался от меня, – слезы надежды выступили на его глазах, и его голос, хоть и был сейчас сильнее, чем раньше, дрожал от избытка чувств. – На это должна быть причина. Артас Менетил… сколько бы вреда ты не принес, но в тебе все еще есть доброта. Если бы ее не было… я бы не существовал, даже в твоих сновидениях.

Он поднялся с кресла и медленно подошел к рыцарю смерти. Артас стоял, пока он приближался. Мгновение они рассматривали друг друга, ребенок и человек, которым он стал.

Мальчик протянул свои руки, словно был живым, дышащим ребенком, просящим, чтобы его поднял и обнял любящий отец.

– Не может быть, чтобы было слишком поздно, – тихо сказал он.

– Нет, – тихо ответил Артас, сосредоточенно глядя на мальчугана. – Не может.

Он дотронулся до щеки мальчика, мягко опустил руку под маленький подбородок и приподнял сияющее лицо.

– Но это так.

Ледяная Скорбь опустилась. Мальчик закричал, его крик источал неверие предательству и боль – как у беснующегося снаружи ветра – и на мгновенье Артас увидел его там, из его груди торчал меч чуть ли не больше его самого. В последний раз он почувствовал дрожь сожаления, когда встретился взглядом со своими собственными глазами.

Затем мальчик ушел. Все, что напоминало о нем, было лишь горьким плачем ветра, мчащемся по измученной земле.

Это было… изумительно. Только с уходом мальчишки Артас по-настоящему осознал, какой страшной ношей были эти борющиеся остатки человечности. Он почувствовал свет, мощный, очищенный. Освобождающей чистоты, каким скоро станет Азерот. Все его слабости, его доброта, все, что когда-либо заставляло его колебаться или критиковать, – теперь все ушло.

Остались лишь Артас и Ледяная Скорбь, ни намека на остатки души принца, и орк с ликом черепа на своем лице разразился торжествующим смехом.

– Да! – оживился орк, радость которого стала почти маниакальной. – Я знал, что ты выберешь этот путь. Ты долго сражался со своей последней толикой доброты, человечности внутри тебя, но этому, наконец, пришел конец. Мальчишка сдерживал тебя все это время, но теперь ты свободен.

Он вскочил на ноги, и хотя его тело было старым и дряхлым, двигался он с непринужденностью и бодростью, как молодой орк.

– Мы едины, Артас. Вместе мы – Король-лич. Нет больше Нер’зула, нет больше Артаса, – только это совершенное существо. С моими знаниями мы можем...

Его глаза округлились, когда его пронзил меч.

Артас шагнул вперед, погружая сверкающую, голодную Ледяную Скорбь еще глубже в создание из сна, которое раньше было Нер’зулом, затем Королем-личем, а скоро должно было стать ничем, абсолютно ничем. Он обхватил другой рукой его тело, прижимая свои губы так близко к зеленому уху, что жест был интимным. Таким же интимным, каким был и всегда будет акт отнятия жизни.

– Нет, – прошипел Артас. – Этого "мы" попросту нет. Никто не будет мне указывать, что и как надо делать. Я получил от тебя все, что мне было нужно – теперь вся эта сила моя и только моя. Теперь есть только я. Я – Король-лич. И я готов к этому."
Знаю только про безымянную могилу с гербом Лордерона в Штормвинде, на которую Близзы намекнули после вопроса "где тело", но неофициально. А вот с рессуректом любимого коня Я действительно проебался.